В 2017 году зрители подверглись беспощадной бомбежке двух самых противоречивых, специфичных, дерзких и витиеватых картин. Подобные творения кинокритик Владимир Кулик относит к своему любимому жанру — «фильм-эпидерсия».
Это творения, которые на протяжении всего хронометража, не торопясь и с небольшой толикой садизма, трепанируют черепную коробку смотрящего, дабы в самый кульминационный момент своими событийными щупальцами разметать в стороны твой изрядно размякший мозг. И вот после сеанса, вышагивая сомнамбулической походкой, силишься собрать эти ошметки, придав своему главному органу первозданный вид.
Именно этот увлекательный процесс восстановления и последующего смыслового «пазлособирания» — главное, ради чего ты любишь смотреть и пересматривать подобные картины. Первым меня оглушил своим кино-кавером Даррен Аронофски, взяв за основу Книгу Книг. Греческий же режиссер Йоргос Лантимос и сценарист Эфтимис Филиппу усложнили задачку, обратившись к национальному достоянию — древнегреческой мифологии, к которой и отсылает название фильма (спасибо Google, в очередной раз доказавшему скудность моего багажа).
Увы, мне не дано ни знаний, ни умения, подобно некоторым киногуру, чтобы с легкостью препарировать сие творение, через призму своей начитанности и насмотренности вычленяя скрытые смыслы в огромном потоке символов и отсылок в тесной связке с донельзя суховато-минималистичными диалогами. Олень тут явно я и уж тем более не священный. Понимая и впитывая картину в целом, я обескуражен частностями, огромным количеством сюжетных деталей, который ускользают через огромные дыры моего умственного сита. Но, несмотря на это, «Олень», лично для меня, парадоксальное зрелище: обескураживающе-отталкивающий, но невероятно притягательный, донельзя странный и непонятный, но идейно кристально чистый и внятный.
«Убийство священного оленя» — диковинный жанровый сплав драмы и мистики, хоррорный саундтрек которого жестко измывается над твоими слуховым каналом. Особо радует восхитительное актерское трио: подозрительно «свежая» Кидман с ее потрясающими первозданными кудрями (особый респект за общую анестезию), мрачный бородач Фаррелл, который в фильмах Лантимоса обрел второе дыхание, и жутковатый в своем образе юный Барри Кеоган. Пересмотрю точно.